Фигура организатора в соучастии в преступлении и участии в организованной преступной деятельности

Статья посвящена проблеме определения границы между действиями исполнителя и организатора преступления. С этой целью фигура организатора анализируется с точки зрения института соучастия, а также в контексте статей, устанавливающих ответственность за создание организованной группы, преступного сообщества и руководство ими. Разобраны недостатки законодательного определения понятия «организатор». Проанализирована диспозиция ч. 1 ст. 210 Уголовного кодекса Российской Федерации с точки зрения отграничения соучастия в преступлении от участия в организованной преступной деятельности. Также предложен вариант изменения терминологии для обозначения субъектов преступлений, предусмотренных в указанной статье. Приводится обзор мнений различных авторов по вопросу соотношения фигуры организатора в контексте института соучастия и организатора преступных сообществ и организованных групп. Рассмотрен на предмет полноты перечень статей, предусматривающих ответственность за создание организованной группы и преступного сообщества и руководство ими, закрепленный в ч. 5 ст. 35 УК РФ. Освещен вопрос квалификации действий лиц, входящих в состав организованной группы или преступного сообщества, при совершении ими конкретного преступления. Рассмотрены случаи, когда такие лица являются исключительно организаторами преступления и когда данная роль совмещается с непосредственным совершением преступления. Автор приходит к выводу об отсутствии в уголовном законодательстве четкой границы между исполнителем и организатором преступления, что приводит к сложностям в квалификации на практике. Предложены возможные пути устранения существующих противоречий между нормами Общей и Особенной частей УК РФ с целью более четкого определения статуса организатора преступления, а именно: изменение формулировки ч. 3 ст. 33; дополнение перечня, содержащегося в ч. 5 ст. 35; изменение названий ряда статей Особенной части УК РФ; редактирование диспозиции ч. 1 ст. 210; отказ от сформированного судебной практикой подхода относительно признания всех участников преступных формирований соисполнителями совершаемого преступления вне зависимости от фактически выполняемой ими роли.

Ключевые слова: соучастие; исполнитель; организатор; организованная группа; преступное сообщество; бандитизм.

Abstract: The paper is devoted to the issue of boundary identification between crime committer and organizer activities. For this purpose, the organizer figure is analyzed in terms of the crime complicity institute, as well as in the context of legal norms establishing responsibility for setting up an organized group or criminal community. Drawbacks of the legislative definition for the term organizer are considered. The disposition of p.1, Art. 210 of the Criminal Code of the Russian Federation is analyzed to delimitate crime complicity from participation in organized criminal activity. Alternative terminology for this crime subjects is suggested. The opinions of experts are presented on the question of correlation of organizer figure in criminal complicity and organizer of organized group and criminal community. The list of articles providing responsibility for organized group or criminal community creation and directing, fixed in p. 5, Art. 35 of the Criminal Code, is examined. The question is raised as to the qualification of actions of persons involved in organized group and criminal community. The cases where such persons are crime organizers exceptionally and when this role is combined with direct crime committing are considered. The author comes to a conclusion that the boundary between the crime committer and the organizer in criminal legislation is blurred, which leads to difficulties in law enforcement. The author offers possible ways to eliminate existing contradictions between General and Special Parts of the Criminal Code provisions to define the organizer role more exactly. Particularly, it is proposed by the author: to reword p. 3, Art. 33 of the Criminal Code; to expand the list contained at p. 5, Art. 35 of the Criminal Code; to change the headings of a number of articles of the Criminal Code; to repudiate court practice approach according to which all criminal organization participants are recognized as accomplices regardless of real role fulfilled by them.

Key Words: crime complicity; crime committer; organizer; organized group; criminal community; banditry.

Соучастие – один из фундаментальных и наиболее сложных институтов уголовного права. На протяжении всего периода его существования среди ученых ведутся дискуссии о соотношении различных видов соучастников, их ролей и степени общественной опасности совершаемых ими деяний. Некоторые действия, представляющие собой, по сути, организацию преступления, пособничество или подстрекательство, законодателем закреплены в качестве самостоятельных преступлений. В одних случаях это оправдано, в других – вызывает множество споров. Однако в любом случае возникает вопрос – где проходит граница между действиями исполнителя, как ключевой фигуры соучастия, и других соучастников? Наиболее остро он встает в отношении разграничения ролей исполнителя и организатора, во-первых, ввиду формулировки ч. 3 ст. 33 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее – УК РФ), во-вторых, в связи с выработанным судебной практикой подходом, согласно которому все участники организованной группы и преступного сообщества признаются соисполнителями совершаемого таким объединением преступления.

Для ответа на поставленный вопрос рассмотрим законодательное определение понятия «организатор». Более подробно проанализируем его вторую часть с учетом статей Особенной части УК РФ. И в заключение остановимся на распределении ролей соучастников в организованной группе и преступном сообществе.

Организатором признается лицо, организовавшее совершение преступления или руководившее его исполнением, а равно лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими (ч. 3 ст. 33 УК РФ). Несовершенство приведенной дефиниции, во-первых, заключается в том, что законодатель определяет понятие через определяемое слово – «организатором признается лицо, организовавшее…». На данный недостаток обращают внимание многие авторы [1]. Указанный недочет можно наблюдать и в толковом словаре С.И. Ожегова: «ОРГАНИЗАТОР, -а, -а, м. Тот, кто организует что-н» [2]. По-другому обстоит дело с определением, предложенным для глагола организовать. В словаре приводится несколько возможных значений: основать, подготовить, объединить, упорядочить, устроить [3]. Такой подход представляется более верным.

Во-вторых, дальнейшая часть легального определения содержит указание и на возможные действия организатора, как соучастника, и на отдельные составы преступления, в рамках которых следует говорить о совершившем его лице не как об организаторе, а как об исполнителе. Соучастником признается лицо, которое тем или иным образом способствует реализации преступного умысла совместно с другими лицами. Без преступления не может быть и соучастника. Организованная группа и преступное сообщество (преступная организация) [4] согласно действующей концепции в уголовном праве – это формы соучастия лиц. Но сама форма не есть преступление, соответственно, в таком случае не может быть и организатора в смысле института соучастия.

Более того, вторая часть дефиниции некорректна с юридико-технической точки зрения. Законодатель использовал альтернативную формулировку: создание либо руководство преступными формированиями – тогда как на практике возможно и сочетание этих действий. Обратим внимание также, что при вынесении приговоров по делам о создании организованной группы, преступного сообщества и/или руководства ими суды квалифицируют действия лиц по соответствующей статье Особенной части, как это предусмотрено ч. 5 ст. 35 УК РФ. Следовательно, вторая часть легального определения понятия «организатор» на практике никогда не применяется, поскольку основным субъектом подобных преступлений всегда выступает исполнитель, и подлежит применению соответствующая статья Особенной части. Налицо противоречие норм одной главы: закрепленных в ч. 3 ст. 33 и ч. 5 ст. 35 УК РФ.

Выделение создания и руководства преступным сообществом или организованной группой в отдельные составы допустимо ввиду повышенной общественной опасности указанных действий. Однако, например, в ч. 1 ст. 210 УК РФ установлена ответственность не только за создание преступного формирования и руководство им, но и за координацию преступных действий, создание устойчивых связей, разработку планов и создание условий для совершения преступлений, раздел сфер преступного влияния и преступных доходов между отдельными группами, а равно за участие в собрании организаторов, руководителей (лидеров) или иных представителей организованных групп в целях совершения хотя бы одного из указанных преступлений.

Разберем, какие из перечисленных действий, с точки зрения терминологии института соучастия, являются сугубо исполнительскими, а какие носят организаторский характер. Критерием для такой классификации послужит направленность действий субъекта преступления. Если цель – поддержание существования и функционирования самой преступной организации, то подлежит применению статья Особенной части УК РФ, и привлекать лицо к ответственности следует в качестве исполнителя. Если же действия направлены на организацию совершения конкретного преступления (или их совокупности), пусть и с использованием всех возможностей преступной организации, то это сфера, которая должна регулироваться институтом соучастия.

Итак, к первой группе, бесспорно, относятся создание преступного сообщества и раздел сфер влияния и доходов.

Промежуточное положение занимают руководящие действия и участие в собраниях. В п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10.06.2010 № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)» [5] (далее – Постановление № 12) раскрыто понятие «руководство преступным сообществом». Его содержание составляют осуществление организационных и (или) управленческих функций в отношении преступного сообщества, его структурных подразделений, а также отдельных его участников, как при совершении конкретных преступлений, так и при обеспечении деятельности преступного сообщества. Если отталкиваться от критерия, заданного выше, то в приведенной дефиниции допущено смешение. Выполнение лицом функций, связанных с совершением конкретных преступлений, – классическая роль организатора преступления, а не исполнителя.

Аналогичная ситуация и с участием в собраниях. Если последнее посвящено вопросам функционирования преступной организации, то должны применяться положения ст. 210 УК РФ. Если же предметом встречи служит обсуждение условий совершения конкретных преступлений, то речь должна идти о собрании организаторов преступления в смысле ч. 3 ст. 33 УК РФ. Наконец, координация преступных действий полностью воплощает организаторскую функцию, следовательно, подобные действия подлежат исключению из диспозиции ч. 1 ст. 210 УК РФ.

Таким образом, во избежание коллизий между главой 7 и ч. 1 ст. 210 УК РФ перечень действий, закрепленный в последней, необходимо ограничить следующими: создание преступного сообщества, раздел сфер влияния и доходов, а также руководящие действия и участие в собраниях, направленные исключительно на обеспечение деятельности преступного сообщества. На практике ст. 210 УК РФ применяется достаточно редко. За 2010 год по ч. 1 ст. 210 были осуждены 52 человека [6], за 2011 – 73 [7], за 2012 – первое полугодие 2014 за организацию преступного сообщества были привлечены к ответственности 125 человек [8].

Е.В. Топильская отмечает наметившуюся в последние годы тенденцию возбуждения уголовных дел по ст. 210 УК РФ, однако в суд они попадают с предъявлением обвинения по другим статьям [9]. В качестве объяснения такой ситуации автор рассматривает ряд недочетов законодательного закрепления норм об организации преступного сообщества. Субъектами преступления согласно формулировке рассматриваемой статьи, выступают: организатор, руководитель, координатор, лидер, иной представитель организованной группы, участник преступного сообщества и, наконец, лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии. При этом специфика той или иной роли нигде не закреплена. Не наблюдается единообразия в использовании терминологии и в материалах судебной практики.

Так, например, из текста приговора Московского городского суда от 02.09.2010 г.: «…неустановленное лицо, постоянно проживающее на территории Республики Т., являясь одним из организаторов и руководителей преступного сообщества, …» [10], неясно, в чем именно заключалась организаторская функция лица, отличная от руководящей. Понятию «организация преступного сообщества» посвящена вся ч. 1 ст. 210 УК РФ, а в ней содержится множество возможных форм деятельности субъекта преступления [11].

Для совершенствования понятийного аппарата, с учетом градации действий на исполнительские и организаторские, приведенной выше, представляется возможным вариантом изменение названия ст. 210 УК РФ на «Участие в преступном сообществе» [12]. Участие может выражаться в создании (соответственно, субъектом преступления будет выступать создатель), в руководстве деятельностью преступного формирования (субъект – руководитель) и в членстве (субъект – член преступного сообщества). Аналогичное решение может быть предложено для ст. 2054, 208, 209, 239, 2821, 2822 УК РФ.

Такое деление позволит избежать путаницы с использованием понятий «организатор» и «организация» (как процесс деятельности). Более верно оно и сточки зрения законов логики. Создавая преступное формирование или руководя им, лица автоматически участвуют в его деятельности. Соответственно, участие является родовым понятием. Согласно действующей конструкции указанных выше статей участие рассматривается как один из вариантов организации преступного формирования, что в корне неверно.

Обсуждая вопрос соотношения организатора в контексте института соучастия и организатора преступных сообществ и организованных групп, В. Прохоров придерживается позиции, что их деятельность тождественна в обоих случаях [13]. Разница лишь в объекте, на который направлены усилия. Указанную позицию разделяют и другие авторы [14]. Находит такой подход поддержку и в судебной практике. В п. 8 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 17.01.1997 № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» [15] (далее – Постановление о бандитизме) закреплено, что под руководством бандой понимается принятие решений, связанных как с планированием, материальным обеспечением и организацией преступной деятельности банды, так и с совершением ею конкретных нападений. Аналогичная позиция изложена в п. 10 Постановления № 12.

С.А. Балеев, напротив, анализируя нормы о преступном сообществе, приходит к выводу, что законодателем допущено смешение двух разновидностей соучастия: «соучастие в преступлении» и «соучастие в организованной преступной деятельности» [16]. Сильным аргументом в пользу такого утверждения выступает замечание автора об отсутствии хотя бы в одной статье Особенной части УК РФ квалифицирующего признака «совершенного в составе преступного сообщества».

Опровергая данный довод, Н. Святенюк обращает внимание на конструкцию ст. 105 УК РФ, где в п. «ж» ч. 2 в качестве квалифицирующего признака убийства закреплено совершение преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору, организованной группой, а в п. «з» указывается на совершение убийства, сопряженного с бандитизмом [17].

Соответственно, по мнению автора, банда рассматривается законодателем не как организованная группа, а, видимо, как преступное сообщество [18]. Однако если мы обратимся к п. 11 постановления Пленума ВС РФ от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)» [19], то увидим, что п. «з» выделен в составе ст. 105 в связи с тем, что более строгое наказание наступает за убийство, совершенное в процессе разбоя, вымогательства и бандитизма, т.е. последние выступают первичными преступлениями. Более того, в п. 2 Постановления о бандитизме закреплено, что «под бандой следует понимать организованную устойчивую вооруженную группу (выделено мною – Саблина М.А.)…», а в п. 3 содержится указание на специфику данного вида организованной группы. Тем не менее, Н. Святенюк верно подметил возможную двусмысленность прочтения и возникающие сомнения относительно правовой природы банды.

Теперь остановимся подробнее на вопросе соотношения норм УК РФ об организованной группе.

Итак, согласно ст. 33 УК РФ создание организованной группы либо руководство ею – сфера деятельности организатора преступления. При этом в соответствии с ч. 3 ст. 35 УК РФ организованная группа – одна из форм соучастия. Выше уже были рассмотрены доводы и аргументы, подчеркивающие несогласованность указанных норм в части смешения организаторских и исполнительских действий, поэтому сейчас целесообразно акцентировать внимание на ч. 5 ст. 35 УК РФ.

Особенной частью УК РФ предусмотрено семь статей, устанавливающих ответственность за организацию преступного формирования различного вида: ст. 205.4, 208, 209, 239, 282.1, 282.2 УК. Однако, согласно ч. 5 ст. 35 УК РФ, привлечение к ответственности за создание организованной группы или преступного сообщества и руководство ими допускается только в случаях, предусмотренных ст. 205.4, 208, 209, 210, 282.1 УК РФ. Данный исчерпывающий перечень взамен формулировки «предусмотренных соответствующими статьями Особенной части настоящего Кодекса» был введен федеральным законом от 03.11.2009 № 245-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и в статью 100 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации».

Освещая целесообразность принятия законопроекта в связи с необходимостью повышения эффективности в борьбе с организованной преступностью, его авторы, к сожалению, оставили без каких-либо комментариев изменения в ч. 5 ст. 35 УК РФ, которые впоследствии были приняты [20]. «Представляется, однако, что в этом ряду следовало упомянуть и преступление, предусмотренное ст. 239 УК РФ, недаром организация объединения, посягающего на личность и права граждан, большинством исследователей относится к одной из разновидностей организованной преступной деятельности» [21].

Вызывает недоумение и отсутствие в указанном перечне ст. 282.2 УК РФ, устанавливающей ответственность за организацию деятельности общественного или религиозного объединения либо иной организации, в отношении которых судом принято вступившее в законную силу решение о ликвидации или запрете деятельности в связи с осуществлением экстремистской деятельности, в то время как экстремистское сообщество, осуществляющее аналогичную деятельность, признается организованной группой.

А. Мондохонов также относит ст. 239 и 282.2 УК РФ к разновидности преступных формирований [22]. Однако вкупе со ст. 282.1 УК РФ он считает их подвидами преступного сообщества, а не организованной группы. Возможно, на такое размышление наталкивает термин «экстремистское сообщество». Тем не менее, в ч. 1 ст. 282.1 УК РФ прямо указано, что данное объединение признается организованной группой.

Теперь обратимся к вопросу распределения ролей соучастников при совершении преступлений, предусмотренных статьями, указанными в ч. 5 ст. 35 УК РФ. Анализируя признак группы и его интерпретацию в решениях Верховного Суда РФ, Н. Иванов отмечает, что согласно устоявшейся в судебной практике позиции в организованной группе могут быть только соисполнители [23]. Разберем в качестве примера абз. 2 п. 19 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18.10.2012 № 21 «О применении судами законодательства об ответственности за нарушения в области охраны окружающей среды и природопользования» [24]. В нем содержится разъяснение, что действия всех членов организованной группы, принимавших участие в подготовке или в совершении незаконной рубки лесных насаждений, независимо от их фактической роли следует квалифицировать по ч. 3 ст. 260 УК РФ без ссылки на ст. 33. Аналогичная позиция содержится и в других постановлениях Пленума Верховного Суда РФ [25].

По уголовному закону отсутствие ссылки на ст. 33 УК РФ возможно только в соответствии с ч. 2 и 3 ст. 34, когда речь идет о совместном участии двух и более соисполнителей. Однако на законодательном уровне нигде не закреплено, что все участники организованной группы признаются соисполнителями, т.е. при совершении каждого преступления выполняют часть объективной стороны конкретного состава. Соответственно, подобная трактовка не может быть рассмотрена в качестве допустимого толкования норм уголовного закона.

Использование такого подхода не раз критиковалось в научных кругах. В.В. Питецкий предложил отдельный термин для трансформируемых в соисполнителей участников организованной группы – квазиисполнитель. При этом автор признает «несоответствие фактической роли соучастника (организатора, подстрекателя, пособника) с юридической оценкой его деятельности» [26], что некорректно с точки зрения законодательной логики.

Приравнивание всех участников организованной группы и преступного сообщества к соисполнителям по совершаемым такими объединениями преступлениям не позволяет в должной мере оценить степень общественной опасности совершенного отдельным лицом деяния. Так, Х.Г.Н. приговором Ростовского областного суда от 19.11.2013 № 12-1005 [27] признана виновной по ч. 1 ст. 209 УК РФ (в ред. ФЗ от 27.12.2009 № 377-ФЗ), п. «а», «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ (в ред. ФЗ от 27.12.2009 № 377-ФЗ), ч. 3 ст. 30, п. «а», «е», «з» ч. 2 ст. 105 УК РФ (в ред. ФЗ от 21.07.2004 № 73-ФЗ), ч. 3 ст. 222 УК РФ. Установлено, что на протяжении всего периода существования и деятельности банды Х.Г.Н. осуществляла постоянное руководство указанной группой, финансировала ее деятельность, а также принимала активное участие в подготовке и планировании совершения преступлений участниками группы. При этом непосредственного участия в убийстве граждан и приобретении оружия Х.Г.Н. не принимала. Ее действия носили исключительно организаторский характер. Тем не менее, она был привлечена к уголовной ответственности как соисполнитель.

М.С.В. и Х.И., входящие в состав банды (первый в качестве руководителя, второй – участника), среди прочего были обвинены в причинении тяжкого вреда здоровью И.Р.Р. при совершении покушения на убийство М.Р.Р. Обоим подсудимым по п. «а» ч. 3 ст. 111 УК РФ было назначено наказание в виде 8 лет лишения свободы. Тем не менее, М.С.В. являлся не соисполнителем данного преступления, а организатором. Он распределил роли участников по подготовке к убийству, поручив им взорвать машину М.Р.Р., где впоследствии оказался и И.Р.Р. Принимая во внимание, что организаторам преступлений, как правило, назначается более суровое наказание [28], уравнивание всех соучастников как соисполнителей не позволяет в полной мере соблюсти принцип справедливости при назначении наказания.

Аналогичный недочет в правоприменении возникает и в тех случаях, когда организатор преступления одновременно является соисполнителем преступления. Часть 2 ст. 34 УК РФ предписывает привлекать таких лиц к ответственности по статье Особенной части без ссылки на ст. 33 УК РФ. Тем не менее, организатор является наиболее опасной фигурой соучастия и в подобных случаях выполняет двойную роль в преступлении, а, следовательно, представляет большую общественную опасность, чем простой исполнитель. В связи с этим автор настоящей работы поддерживает предложение Ю.А. Клименко о необходимости ссылки на ч. 3 ст. 33 УК РФ во всех случаях уголовно-правовой оценки действий организаторов преступления, включая сонсполнительство [29].

Таким образом, на текущий момент в уголовном праве России отсутствует четкое разделение ролей между исполнителем преступления и организатором. Согласно действующему законодательству, последний трансформируется в ключевую фигуру соучастия в двух случаях. Во-первых, когда речь идет об ответственности за создание организованной группы, преступного сообщества и/или руководство ими. Во-вторых, при привлечении к ответственности участников таких формирований как соисполнителей вне зависимости от фактически выполняемой ими роли при совершении конкретного преступления. Подобное нарушение конструкции института соучастия, по мнению автора, связано со смешением понятий «соучастие в преступлении» и «соучастие в организованной преступной деятельности».

С учетом рассмотренного выше для устранения существующих коллизий норм, регулирующих статус организатора преступления и ответственности за создание преступного сообщества и организованной группы и руководство ими, представляется возможным принятие следующих мер.

Аналогичный недочет в правоприменении возникает и в тех случаях, когда организатор преступления одновременно является соисполнителем преступления. Часть 2 ст. 34 УК РФ предписывает привлекать таких лиц к ответственности по статье Особенной части без ссылки на ст. 33 УК РФ. Тем не менее, организатор является наиболее опасной фигурой соучастия и в подобных случаях выполняет двойную роль в преступлении, а, следовательно, представляет большую общественную опасность, чем простой исполнитель. В связи с этим автор настоящей работы поддерживает предложение Ю.А. Клименко о необходимости ссылки на ч. 3 ст. 33 УК РФ во всех случаях уголовно-правовой оценки действий организаторов преступления, включая сонсполнительство [29].

Таким образом, на текущий момент в уголовном праве России отсутствует четкое разделение ролей между исполнителем преступления и организатором. Согласно действующему законодательству, последний трансформируется в ключевую фигуру соучастия в двух случаях. Во-первых, когда речь идет об ответственности за создание организованной группы, преступного сообщества и/или руководство ими. Во-вторых, при привлечении к ответственности участников таких формирований как соисполнителей вне зависимости от фактически выполняемой ими роли при совершении конкретного преступления. Подобное нарушение конструкции института соучастия, по мнению автора, связано со смешением понятий «соучастие в преступлении» и «соучастие в организованной преступной деятельности».

С учетом рассмотренного выше для устранения существующих коллизий норм, регулирующих статус организатора преступления и ответственности за создание преступного сообщества и организованной группы и руководство ими, представляется возможным принятие следующих мер.

Статья подготовлена с учётом редакции нормативных правовых актов, действующей на 30.07.2015 г.

Выходные данные: Саблина, М.А. Фигура организатора в соучастии в преступлении и участии в организованной преступной деятельности // Право. Журнал Высшей школы экономики. – 2015. – № 4. – С. 129–139.

Комментарии:

1. В результате дальнейшего исследования вопроса автор сформулировал иное определение организатора преступления: «Организатор – лицо, спланировавшее совершение преступления, осуществившее поиск соучастников, а также лицо, руководившее совершением преступления или приготовлением к нему».
2. Перечень преступлений, закреплённый в ч. 5 ст. 35 УК РФ в дополнении не нуждается.

Подробнее см.: Саблина М.А. Исполнитель преступления в институте соучастия, 2016 (параграф 1 второй главы).

Не нашли ответа на свой вопрос? Пишите на почту info@msablina.ru.
Не бойтесь защищать свои права и делайте это с нами!

Подписывайтесь и будьте в курсе тенденций!