Представляется, что такой подход неправильный, поскольку согласованность действий и их предварительное планирование, направленное на совершение преступления, обладает повышенной общественной опасностью, а значит, должно влечь более серьёзные негативные последствия для лиц, совершивших преступление в соучастии [11]. Действующий же сейчас подход нарушает и принцип законности, и принцип равенства всех перед законом, и, наконец, принцип справедливости. Помимо этого без ответа остаётся вопрос, о какой форме соучастия следует говорить, когда преступление по предварительному сговору совершил исполнитель и иной соучастник (наука отвечает — сложной, но какое практическое значение имеет такой ответ?).
Видится два возможных варианта разрешения обсуждаемой проблемы. Во-первых, группу лиц и ГЛПС можно считать независимыми друг от друга понятиями, которых объединяет лишь то, что они являются формами соучастия. Вариант не бесспорный, поскольку одно понятие содержит в себе другое, но всё же имеет право на существование.
Во-вторых, имеет смысл задуматься о правильности законодательного определения группы лиц. Подобное соображение продиктовано также спорами о квалификации действий «держащего за руки» при убийстве, наблюдающего за обстановкой при краже, грабеже и разбое и т. д. Практика пошла по пути признания их соисполнителями для возможности вменения группового признака, при том что по сути описанные действия образуют пособничество. Но насколько верно ломать устоявшийся принцип деления соучастников на виды, в основе которого лежит функциональное предназначение? Возможно, решением проблемы как раз стало бы изменение подхода к определению группы лиц, над чем и предлагается поразмышлять.