Оспариваем вменение группового признака при отсутствии второго лица, подлежащего уголовной ответственности

Обосновывается довод о том, что соучастие возможно при наличии минимум двух лиц, каждое из которых подлежит уголовной ответственности и действует умышленно. Приводятся аргументы, позволяющие доказать отсутствие признака группы в содеянном с «негодным» субъектом.

Abstract: The point that complicity exists only in case of cooperation of at least two individuals, each of them is subject to criminal responsibility and acts intentionally, is substantiated. Arguments allow to prove the absence of group characteristic in crime with an ‘ineligible' subject are put forward.

Key Words: complicity, group of persons, criminally liable person, perpetrator, indirect perpetration.

Вот уже на протяжении долгого времени для представителей юридического мира остаётся дискуссионным вопрос о возможности вменения группового признака лицу, если второй участник, наряду с первым выполнявший объективную сторону состава преступления, предусмотренного Особенной частью УК, не подлежит привлечению к уголовной ответственности.

Уголовным законом предусмотрено четыре формы группового способа совершения преступления. При этом все они относятся к институту соучастия. Это следует из структуры Уголовного кодекса (далее — УК), в соответствии с которой статья 35 расположена в главе 7 «Соучастие в преступлении». Таким образом, если нет соучастия, то не может быть и группы.

Под соучастием понимается умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления. Казалось бы наиболее простой и очевидный признак — количественный. Тем не менее, по сей день остаётся спорным вопрос о том, кого именно следует понимать под лицом: любого человека как представителя биологического вида или только того, который подлежит привлечению к уголовной ответственности.

Буквальное толкование позволяет констатировать соучастие и в тех случаях, когда исполнитель действовал совместно с лицом, не подлежащим уголовной ответственности. При избрании более узкого подхода обвиняемому может быть вменено только единоличное совершение преступления. Такая квалификация, безусловно, выгодней для подсудимого, поскольку исключает возможность применения группового признака. Как же обосновать именно такой вариант? Пойдём от обратного.

Юристы, придерживающиеся первой позиции [1], ссылаются, как правило, на отсутствие какой-либо конкретизации в отношении лица в ст. 32 УК. Само по себе наблюдение, бесспорно, верное. Тем не менее данный довод следует рассматривать скорее как подтверждение недочёта законодательной техники, нежели аргумент «за» или «против» в изучаемом вопросе. Дело в том, что буквальное толкование позволит считать соучастником и юридическое лицо.
Ведь уточнение об одушевлённости лица отсутствует так же, как и указание на возможность привлечения его к уголовной ответственности. В то же время в ст. 19 УК законодатель, желая ограничить круг субъектов преступления, употребил именно понятие «физическое лицо». Отметим при этом, что предложений о признании согласованного выполнения объективной стороны юридическим лицом и человеком соучастием (при действующем правовом регулировании) до сих пор не вносилось.

Многие авторы, отстаивающие позицию недопустимости вменения группового признака при отсутствии второго лица, подлежащего уголовной ответственности, заостряют внимание на том, что преступление, являющееся целью соучастия, может совершаться только субъектом, то есть лицом, отвечающим опредёленным законодательно установленным признакам [2]. К сожалению, приведённый довод не сводит на «нет» аргументы представителей противоположного подхода. Рядом учёных отмечается, что для квалификации содеянного как исполненного в соучастии достаточно самого факта совершения преступления вне зависимости от того, сколько лиц выполняло деяния, составляющие его объективную сторону. Также не исключает соучастие, по их мнению, наличие умысла только у одного из участников [3]. Г. А. Есаков писал: «То, что этой умышленности может не быть на стороне „негодного“ субъекта, не влияет на квалификацию действий „годного“, поскольку вина в соучастии остается индивидуальным понятием…» [4].

Аналогичное понимание можно встретить и в материалах судебной практики. Так, например, Верховный суд Удмуртской республики посчитал, что причинение тяжкого вреда здоровью потерпевшему лицом совместно с неподлежащим уголовной ответственности несовершеннолетним Р.Р.А. не исключает возможности вменения признака группы, поскольку виновный П.А.И. осознавал, предвидел и желал наступления последствий именно в результате совместных действий [5].

В поисках аргумента против достаточности умысла лишь у одного участника для констатации соучастия обратимся к положениям об эксцессе исполнителя. Рассмотрим пример. Планируя убийство, П., желая облегчить доступ к жертве, договаривается с товарищами о совершении кражи с проникновением в квартиру, где та проживает. При этом приятели П. о его намерении относительно лишения жизни хозяйки ничего не знают. Ночью, как было оговорено, подельники взламывают замок, похищают деньги и прочие ценности. П. помимо этого, пользуясь обстоятельствами, ударом молотка убивает жертву и вместе с остальными покидает место преступления.

Согласно ст. 36 УК Петров совершил убийство единолично, поскольку оно не охватывалось умыслом других соучастников. Но если руководствоваться позицией Г. А. Есакова и солидарных с ним авторов, то получается, что Петров действовал в соучастии. Ведь имея умысел на убийство, он сознательно спланировал групповую кражу, чтобы облегчить доступ к месту совершения преступления. Иными словами, использовал товарищей в качестве пособников для устранения препятствий — объективно в преступлении участвовало несколько лиц.

Ситуации (при участии «негодных» субъектов и пособников в приведённом примере), как мы видим, схожие. В обоих случаях умысел был только у одного лица. При этом обзор судебной практики по делам, где имел место эксцесс исполнителя, показывает, что деяния, не охватывавшиеся умыслом других соучастником, всегда оцениваются как единоличное совершение. Оснований для применения различных подходов к разбираемым ситуациям, в свою очередь, не усматривается.

Теперь обратимся к судебной практике по делам, в которых объективная сторона состава, предусмотренного Особенной частью УК, выполнялась обоими лицами, однако одно из них уголовной ответственности не подлежит.

Наибольшее единообразие наблюдается по делам об убийстве. Вне зависимости от уголовно-правового статуса второго лица, его участие в лишении потерпевшего жизни влечёт вменение обвиняемому группового признака. Подобный подход во многом сформировался ввиду разъяснений Президиума Верховного Суда Р Ф, изложенных им в обзорах судебной практики за четвертый квартал 2000 года [6] и за третий квартал 2004 года [7].

Аналогичная ситуация и с участием в собраниях. Если последнее посвящено вопросам функционирования преступной организации, то должны применяться положения ст. 210 УК РФ. Если же предметом встречи служит обсуждение условий совершения конкретных преступлений, то речь должна идти о собрании организаторов преступления в смысле ч. 3 ст. 33 УК РФ. Наконец, координация преступных действий полностью воплощает организаторскую функцию, следовательно, подобные действия подлежат исключению из диспозиции ч. 1 ст. 210 УК РФ.

Таким образом, во избежание коллизий между главой 7 и ч. 1 ст. 210 УК РФ перечень действий, закрепленный в последней, необходимо ограничить следующими: создание преступного сообщества, раздел сфер влияния и доходов, а также руководящие действия и участие в собраниях, направленные исключительно на обеспечение деятельности преступного сообщества. На практике ст. 210 УК РФ применяется достаточно редко. За 2010 год по ч. 1 ст. 210 были осуждены 52 человека [6], за 2011 — 73 [7], за 2012 — первое полугодие 2014 за организацию преступного сообщества были привлечены к ответственности 125 человек [8].

Е.В. Топильская отмечает наметившуюся в последние годы тенденцию возбуждения уголовных дел по ст. 210 УК РФ, однако в суд они попадают с предъявлением обвинения по другим статьям [9]. В качестве объяснения такой ситуации автор рассматривает ряд недочетов законодательного закрепления норм об организации преступного сообщества. Субъектами преступления согласно формулировке рассматриваемой статьи, выступают: организатор, руководитель, координатор, лидер, иной представитель организованной группы, участник преступного сообщества и, наконец, лицо, занимающее высшее положение в преступной иерархии. При этом специфика той или иной роли нигде не закреплена. Не наблюдается единообразия в использовании терминологии и в материалах судебной практики.

Однако и из этого правила можно найти исключения и использовать их в интересах подзащитного. Например, кассационным определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Р Ф из квалификации действий Н. был исключён п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК [8]. Из материалов дела следует, что смерть Ч. наступила в результате согласованных действий Н. и Н. Первый, сидя на заднем сидении автомобиля, пытался задушить жертву шнуром. Когда он порвался, Н. нанёс потерпевшему удар ножом, от которого и наступила смерть. Изменяя приговор Московского городского суда, Верховный Суд Р Ф указал, что признак группы применению не подлежит, поскольку Н. был признан невменяемым.

Разъяснения о недопустимости вменения группового признака при наличии лишь одного субъекта преступления, встречалось в нескольких постановлениях высшего судебного органа. Например, в абзаце первом п. 12 постановления Пленума Верховного Суда Р Ф от 27.12.2002 № 29 «О судебной практике по делам о грабеже и разбое» (далее — Постановление № 29) было чётко прописано, что групповое соучастие возможно только при наличии не менее двух исполнителей, которые в силу статьи 19 УК подлежат уголовной ответственности.

В конце 2010 года данный абзац был исключён. Тем не менее каких-либо противоположных разъяснений дано не было. Более того, обзор судебной практики последних лет показал, что, действовавшие ранее разъяснения продолжают применяться [9].

Помимо этого остался абзац второй пункта 12, согласно которому кража, грабёж и разбой, совершённые с использованием лиц, не подлежащих уголовной ответственности, должны квалифицироваться как единоличное исполнение. При этом какого-либо указания на то, что «годный» субъект непосредственного участия в совершении преступления принимать не должен, не содержится. Соответственно комментируемый абзац можно трактовать и таким образом, что содеянное не только посредством «негодного» субъекта, но и совместно с ним не влечёт применения группового признака.

Более того, если учесть, что «негодные» субъекты фактически используются в качестве орудий, на что указывают многие авторы [10], то, по сути, не имеет значения, принимало ли лицо, подлежащее уголовной ответственности, непосредственное участие в выполнении объективной стороны.

Проведём аналогию с животными. Насилие или угроза его применения, осуществлённые с их помощью, влекут квалификацию по признаку «с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия». Основания для такого вывода можно найти в п. 23 Постановления № 29, а также в п. 3 постановления Пленума Верховного Суда Р Ф от 15.11.2007 № 45 «О судебной практике по уголовным делам о хулиганстве и иных преступлениях, совершенных из хулиганских побуждений». При этом отметим, что животные могут создавать даже большую угрозу для потерпевшего, нежели, например, малолетний или невменяемый. И в любом случае в своём уголовно-правовом статусе они равны — субъектами преступления не являются.

Другим актом, где можно было встретить отстаиваемую в настоящей работе позицию, является постановление Пленума Верховного Суда Р Ф от 14.02.2000 № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних». В нём указывалось, что совершение преступления с лицом, не подлежащим уголовной ответственности в силу возраста или невменяемости, соучастия не образует. И несмотря на то, что в сменившем его постановлении от 01.02.2011 № 1 «О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних» рассматриваемый вопрос никак не освещается, продолжает применяться данное ранее разъяснение [11].

По мнению ряда учёных, исключение из постановлений приведённых выше разъяснений свидетельствует об отказе Пленума Верховного Суда Р Ф от занимаемой ранее позиции [12]. Представляется, однако, что данный довод нельзя назвать удачным, поскольку он в равной мере подрывает точку зрения, которой придерживаются авторы его приводящие. Для подтверждения сказанного достаточно обратиться к позиции высшего судебного органа, излагаемой им по рассматриваемому вопросу в отношении дел об изнасиловании.

В пункте 9 постановления от 22.04.1992 № 4 «О судебной практике по делам об изнасиловании» (в первоначальной редакции) указывалось, что действия участника группового изнасилования подлежат квалификации по ч. 3 ст. 117 УК РСФСР независимо от того, что остальные участники преступления не были привлечены к уголовной ответственности. В принимаемых впоследствии постановлениях по комментируемому преступлению этот вопрос уже никак не освещался. Однако авторы не спешат утверждать, что исчезновение данного положения свидетельствует о смене позиции высшего судебного органа.

Среди практики по делам, в отношении которых разъяснения Верховного Суда Р Ф отсутствуют, также можно найти массу примеров отказа от вменения группового признака, если отсутствуют основания для привлечения к ответственности второго участника [13].

В литературе высказывались доводы в поддержку избирательного подхода в квалификации в зависимости от того или иного критерия. Например, Ю. Власов допускал возможность отказа от вменения группового признака при совершении ненасильственного преступления [14]. Если же деяние направлено против личности, ситуация, по мнению автора, кардинально меняется, поскольку «независимо от положений теории соучастия фактически против потерпевшего действуют более одного человека» [15]. Тем не менее согласно ст. 2 Конституции Р Ф высшей ценностью является как сам человек, так и его права и свободы. К последним, в том числе, относится право собственности, на которое посягают воры. Кража, в свою очередь — ненасильственное преступление. Таким образом, избранный критерий противоречит положениям Основного закона. Более того, дифференциация в подходе нарушала бы принципы справедливости и равенства граждан перед законом [16].

Наконец, в целях оспаривания вменения группового признака можно обратиться к формулировке ч. 1 ст. 35 УК, согласно которой преступление признается совершенным группой лиц, если в его совершении совместно участвовали два или более исполнителя без предварительного сговора. Исполнитель отвечает всем признакам, которые свойственны субъекту преступления. В литературе можно найти авторов, придерживающихся другого подхода [17], однако представляется, что верность приведённого утверждение следует из определения, закреплённого в ч. 2 ст. 33 УК. Согласно закону исполнитель совершает преступление. Последнее в отличие от любого общественно опасного деяния может быть результатом деятельности только субъекта. Лицо, не подлежащее уголовной ответственности, таковым не является. Соответственно, не может оно быть и исполнителем.

Таким образом, наличие лишь одного исполнителя делает невозможным применение положений о групповом соучастии.

В конце концов, мы соглашаемся с тем, что лишение жизни человека, совершённое 13-летним подростком, уголовным законом не преследуется, поскольку причинитель смерти не достиг возраста уголовной ответственности. Тем не менее в объективной реальности имел место факт убийства и высока степень вероятности, что малолетней отдавал себе отчёт о характере совершаемых им действий и наступающих последствиях. Тогда почему не должно приниматься в расчёт требование законодательства о наличии двух исполнителей, то есть лиц, отвечающих признакам субъекта преступления, для признания содеянного, совершённым в составе группы? Представляется, что ситуации в плане соотношения объективной и законной реальности идентичны, соответственно адекватного ответа на поставленный вопрос быть не может.

И соучастие, и преступление в их уголовно-правовом смысле существуют в силу закона. Как для констатации преступления (а не общественно опасного деяния) нужен субъект преступления, так и для соучастия (а не объединения представителей биологического вида) нужно два лица, каждое из которых подлежит уголовной ответственности, действует умышленно и в целях совершения умышленного преступления.

Итак, внимательное изучение законодательных положений, в основу которого заложен системный подход, даёт немало оснований для оспаривания вменения подзащитному группового признака совершения преступления. В действующих постановлениях Пленума Верховного Суда Р Ф изучаемый вопрос никак не освещается. Последнее, с одной стороны, следует рассматривать как негативное явление, поскольку налицо потребность в разъяснениях, с другой — побуждает искать истину в нормах права, толкование которых, в свою очередь, как было продемонстрировано выше, приводит к желательному для адвокатов выводу. В качестве дополнительных доводов могут быть использованы ссылки на многочисленные судебные решения, в основе которых лежит отстаиваемая позиция.

Статья подготовлена с учётом редакции нормативных правовых актов, действующей на 24.04.2016 г.

Выходные данные: Саблина М. А. Оспариваем вменение группового признака при отсутствии второго лица, подлежащего уголовной ответственности // Адвокатская практика. – 2016. – № 4. – С. 35–39.

Примечания:

1. В настоящей статье отсутствует дифференциация подхода к уголовно-правовой оценке содеянного совместно с «негодным» субъектом и посредством его. Впоследствии автор исследовал данное различие более подробно. Текущая точка зрения по существу рассматриваемого вопроса изложена в диссертации (Саблина М. А. Исполнитель преступления в институте соучастия, 2016 г.).
2. При обсуждении объекта исследования с Г. А. Есаковым выяснялось, что он не придерживается позиции о возможности установления соучастии при отсутствии второго лица, подлежащего уголовной ответственности.

Не нашли ответа на свой вопрос? Пишите на почту info@msablina.ru.
Не бойтесь защищать свои права и делайте это с нами!