Исполнитель и пособник: размывание границ (на примере ст. 205.1 и 291.1 УК РФ)

В последнее время наблюдается тенденция придания действиям пособника самостоятельного значения, за которые независимо от других факторов наступает уголовно-правовая ответственность. А именно: в ряде случаев действия, которые традиционно рассматривались как пособничество, признаются самостоятельным составом, а лица их совершившие – исполнителями (при наличии иных соучастников). Обратимся к статьям Особенной части Уголовного кодекса РФ (УК) для подтверждения данного тезиса.

Федеральным законом № 103-ФЗ [1] от 24.07.2002 года в УК была введена ст. 205.1, предусматривающая ответственность за вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению (в действующей редакции УК – содействие террористической деятельности). 9 декабря 2010 года указанная статья пополнилась ч. 3, закрепляющей пособничество в совершении террористического акта (ст. 205 УК) в качестве самостоятельного преступления (ФЗ от 09.12.2010 № 352-ФЗ [2]).

В примечании к статье закреплено, что под пособничеством должно пониматься умышленное содействие совершению преступления советами, указаниями, предоставлением информации, средств или орудий совершения преступления либо устранением препятствий к его совершению, а также обещание скрыть преступника, средства или орудия совершения преступления, следы преступления либо предметы, добытые преступным путем, а равно обещание приобрести или сбыть такие предметы.

Профильный комитет Государственной Думы РФ — по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству — при рассмотрении внесенного законопроекта в своем заключении указал на то, что «дополнение примечания …, раскрывающим понятие пособничества, полностью воспроизводит определение этого вида соучастия, содержащееся в части пятой статьи 33 УК РФ» [3]. Однако это не совсем так.

В отличие от определения, содержащегося в ч. 5 ст. 33 УК, законодатель убрал из формулировки примечания к ст. 205¹ УК указание на время, в течение которого учитывается данное пособником обещание приобрести, сбыть орудия преступления и/или скрыть его следы.

В принятом определении произошло слияние положений ч. 5 ст. 33 и ст. 316 УК, так как существенным отличием последней являлось указание на отсутствие заранее данного обещания. Обращает на это внимание и А. В. Рагулина, расценивая допущенное расхождение как «ошибочное упущение» [4].

В пояснительной записке [5] к законопроекту никакого обоснования необходимости закрепления определения пособника террористического акта дано не было, сказано лишь о возможности привлекать пособников без ссылки на ст. 33 УК. Также отсутствовало какое-либо указание на изменение формулировки определения пособника.

Правительство РФ, давая отзыв на законопроект, указало на то, что деяние, описываемое в законопроекте, охватывается ч. 5 ст. 33 УК. Кроме того, авторы отзыва справедливо отметили, что в некоторых случаях будет иметь место конкуренция норм ч. 1 и ч. 3 ст. 205¹ УК, поскольку, например, вооружение или подготовка лица к террористическому акту могут рассматриваться в качестве пособничества [6].

Если обратиться к вопросу об уголовной ответственности, то в отличие от санкции ч. 1 ст. 205 УК, предусматривающей лишение свободы на срок от 8 до 15 лет, ч. 3 ст. 205¹ устанавливает пределы в 8 и 20 лет в первоначальной редакции, ныне — 10 и 20 лет. Получается, что действия пособника обладают большей общественной опасностью, нежели действия исполнителя. Преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 205¹ УК, относится к категории тяжких, в то время как пособничество, предусмотренное указанной статьей — особо тяжких. При этом, как было указано выше, между ними может возникать конкуренция.

Верховный Суд Р Ф в своем отзыве помимо доводов, уже рассмотренных ранее, указал на то, что принятие законопроекта в представленном виде будет нарушать ст. 6, 34, 60 и 67 УК [7]. В. И. Гладких позднее справедливо прокомментировал рассматриваемую норму: «Это противоречит принципу справедливости … нельзя ставить на один уровень реальных исполнителей и организаторов терактов и пособников, которые в любом случае играли в совершении преступления вспомогательную роль» [8].

Несмотря на представленные отзывы и замечания, законопроект был принят в первоначальной редакции с добавлением к определению пособничества указания на умышленность действий. Такая поправка ни в кой мере не устраняет описанные выше противоречия, поскольку согласно действующему в российской доктрине и судебной практике подходу соучастие возможно только при совершении умышленных действий.

С введением в действие ч. 3 ст. 205¹ УК возник вопрос: если норма указанной статьи описывает действия исполнителя, то при совершении каких действий соучастник такого преступления будет считаться пособником? С точки зрения конструкции института соучастия, каких-либо ограничений по распределению ролей в зависимости от вида преступного деяния быть не должно (за исключением преступлений со специальным субъектом). Тем не менее любые действия, связанные с террористическим актом и подпадающие под пособничество в смысле ч. 5 ст. 33 УК, будут автоматически квалифицироваться по ч. 3 ст. 205¹ УК.

Анализируя ст. 205¹ УК, многие учёные-юристы [9] отмечают отсутствие необходимости в её принятии и автор с ними полностью согласен. По мнению Д. Молчанова, «сущность деяний, предусмотренных ст. 205¹ УК РФ, вполне может быть отражена понятиями подстрекательства и пособничества (в последнем случае — в тех формах, которые соответствуют понятию пособничества), а потому описание их в отдельной норме ничего нового к оценке их содержания не добавляет, а является лишь повтором норм Общей части УК РФ» [10].

В мае 2011 года Особенная часть УК пополнилась еще одной статьей, возводящей действия пособника в ранг самостоятельного преступления. Речь идет о ст. 291¹ УК «Посредничество во взяточничестве». На этот раз никаких возражений ни со стороны профильных комитетов ГД РФ, ни от Верховного Суда Р Ф аналогичным тем, что были при рассмотрении проекта ст. 205¹ УК, не поступало. Видимо такую ситуацию можно объяснить созданным ранее прецедентом и тщетностью попыток что-либо изменить.

На сей раз посредничество составляют действия по непосредственной передаче взятки, способствованию в достижении или реализации соглашения между взяткодателем и взяткополучателем о даче взятки, а также обещание или предложение такого посредничества.

Аналогичные действия совершает посредник при приобретении за счет средств заказчика и последующем сбыте ему наркотических средств. Тем не менее, Верховный Суд Р Ф указал на недопустимость квалификации действий такого лица как исполнителя [11].

Чтобы избежать дискуссий относительно того, какие именно деяния из предусмотренных ч. 1 ст. 205¹ или ст. 291¹ УК подпадают под определение пособничества, представляется верным выходом из ситуации предложение Д. Молчанова о дополнении ч. 5 ст. 33 УК словами «а равно иным образом содействовавшее совершению преступления». Открытый перечень возможных действий пособника позволит сделать уголовное законодательство более гибким и устранит потребность в разработке и введении все новых составов преступлений.

Подобная конструкция используется во многих статьях УК (ст. 107, 113, 116, 117, 127¹, 132 и многих других) и придает им абстрактный (а не казуальный) характер. Тем самым будет положен конец многочисленным дискуссиям о необходимости введения в УК понятия «посредник».

Отметим, что ответственность за совершение действий, предусмотренных ст. 291¹ УК, наступает только в том случае, если размер взятки был значительным. Вполне разумно и справедливо, когда размер, в котором совершается противоправный акт, является критерием отнесения деяния к уголовной или иной сфере правового регулирования. Однако использование такого показателя для отграничения действий посредника от исполнителя противоречит правовой природе соучастия и принципу разграничения ролей.

Сопоставление мер ответственности, предусмотренных ч. 1 и 5 ст. 291¹ УК, свидетельствуют о том, что обещание или предложение посредничества являются более общественно опасными деяниями, нежели конкретные действия по его совершению. Если в отношении предложения такой подход представляется допустимым, поскольку оно включает в себя подстрекательство, то с оценкой обещания согласиться трудно.

Подводя итог этому небольшому исследованию, хочется отметить, что институт соучастия является одним из наиболее сложных в науке и практике уголовного права. Учёные-юристы стремятся провести четкие границы между видами и формами соучастия, выработать единообразный подход в вопросах квалификации и предпринимают иные попытки для совершенствования данного уголовно-правового института. Но единственным источником уголовного закона в России является Уголовный кодекс РФ, формирование и развитие которого зависит от законодателя. Необходимо, чтобы уголовно-правовая политика была последовательна и максимально стабильна. Недаром структура отраслей права и источников права строится по принципу деления на общую и особенную части. Нормы общей части призваны задать общие принципы и правила функционирования всего отраслевого массива законодательства. Институт соучастия известен российскому праву еще с XVIII века. В связи с этим представляется более правильным развивать и совершенствовать его, нежели «раздувать» Особенную часть УК, дополняя ее новыми составами, которые, в сущности, покрываются уже действующими нормами Общей части.

Статья подготовлена с учётом редакции нормативных правовых актов, действующей на 08.07.2015 г.

Не нашли ответа на свой вопрос? Пишите на почту info@msablina.ru.
Не бойтесь защищать свои права и делайте это с нами!